Л и с о г о н о в. За это, за ум и прощается ей...
Т и т о в а (рисуясь). И на пролетариев смотрю - удивляюсь! Ах ты, думаю, пролетариат, пролетариат, и куда ты, пролетариат, лезешь?
Л и с о г о н о в. Н-да... Величайшие умы и силы, от Христа до Столыпина, пробовали жизнь по-новому устроить...
А н н а. Надолго испортили жизнь.
Т и т о в а. А, бывало, придёшь к частному приставу, дашь ему кусочек денег, скажешь: "Ах, какой вы чудный!" Верит, идиот, и способствует.
А н н а. В полиции офицера гвардии служили...
Л и с о г о н о в. И все были сыты...
Т и т о в а. И везде, на всех видных местах, благожелательные идиоты сидели...
А н н а (обиженно). Но - почему же идиоты?
Т и т о в а. Так уж теперь считают их, а они, конечно, просто благожелательные были. Я хорошо людей знаю, у меня ведь магазин модный был и отделеньице наверху для маленьких удовольствий. Посещали меня всё богачи да кокоточки, генералы да ренегаты...
А н н а. Позвольте, - какие ренегаты?
Т и т о в а. Ну, эти... как их? Деренегаты.
А н н а. Дегенераты?
Т и т о в а. Вот, вот! Попросту - выродки...
А н н а. Смешная вы.
Т и т о в а. Я - добрая, я никого не хаю, все люди кушать хотят и удовольствия немножко.
Л и с о г о н о в. И уж не так жадны, брать - брали, да - не всё! А поглядите, до чего теперь жадно стали жить!
А н н а. Да, да! Всякую дрянь собирают, какое-то утильсырьё, это в России-то! Какой стыд перед Европой!
Т и т о в а. А что им Европа? Они вон мордву грамоте научили...
(Дуняша - выглянула с половой щёткой в руке.}
А н н а. Пойдёмте в лес, посидим там.
Т и т о в а.
На песочке, над рекой,
Где приволье и покой.
Л и с о г о н о в. Земля у нас золотом плюётся, так сказать...
А н н а. Как ваши дела?
Л и с о г о н о в. Да - что же? Вокруг - строятся, а мой заводик стоит, как был. Случится что-нибудь... переворот жизни, например, - у всех прибыло, всем - пристроено, а я окажусь, как есть, в нищих...
Т и т о в а. Врёшь, Евтихий! Деньжонки у тебя есть...
Л и с о г о н о в. Какие? Где?
Т и т о в а. Золотые. Спрятаны.
А н н а. Сколько же вы хотите за кружево?
Л и с о г о н о в. Да... как сказать? Кружево редкое.
(Ушли. Дуняша вышла, убирает со стола, напевая. Метёт.)
[Входит Фёкла.]
Ф ё к л а. Ты что это, Дунька, замёрзла? Скоро час, а у тебя не убрано.
Д у н я ш а. Не хулигань, старуха! Вон тараканы-то, только что выползли отсюда.
Ф ё к л а. Титова-то бо-огатая была! Дом свиданий держала в Москве.
Д у н я ш а. Это что за дом?
Ф ё к л а. Вроде публичного для замужних.
Д у н я ш а. Старик тут о перевороте говорил.
Ф ё к л а. А о чём ему говорить? Они все тут кругом только об этом и говорят. (Взяла два куска сахара.) Без стыда, без страха. Вон они уселись, три мухомора.
Д у н я ш а. Ты бы сахар-то не брала.
Ф ё к л а. Ничего, я - не себе, а ребятишкам сторожа. (Смотрит в деревья.) Ты на кого сердишься?
Д у н я ш а. Рабочая, крестьянская власть, а господа остались, - вот на кого.
Ф ё к л а. Не сердись, они - старенькие, помрут скоро! Глупые. В старости надобно бы хорошо жить, в старости - ни жарко ни холодно, ничему не завидно.
Д у н я ш а. Замолола!
Ф ё к л а. Верно говорю! В молодости живёшь - беспокоишься в кого влюбиться да - как -нарядиться, я вот всё это исполняла, да дурочкой и осталась. (Дуняша ушла, Фёкла, позевнув, дремлет.) А скоро мне, Феклуше, каюк! Вот эдак-то и с тобой будет, Дунька... Значит - учись! Все учатся... гляди-ко! Не будешь учиться, - проживёшь как мышь... в погребе...
(Лидия, Богомолов [выходят] из комнат.)
Л и д и я (Фёкле). Вы что тут делаете?
Ф ё к л а. Помогаю Дуняшке.
Л и д и я. А там дверь открыть некому...
Ф ё к л а (уходя). Дверь открыть - просто.
Л и д и я (Богомолову). Прислуга совершенно несносна.
Б о г о м о л о в. Да, рассуждает. Все, знаете, рассуждают. Мы работаем. Работаем и получаем за это возмездие, например, в форме шахтинского процесса, понимаете...
Л и д и я. Яропегов говорит, что в этом случае инженеры действительно шалили.
Б о г о м о л о в. Он это говорил? Кому?
Л и д и я. Мне.
Б о г о м о л о в. Шалили?
Л и д и я. Да.
Б о г о м о л о в. Это он... посмешить вас хотел! Он вообще... любит шуточки, словечки.
Л и д и я. Кажется, - Николай едет.
Б о г о м о л о в. Да, да, он! Яропегов, эдакий, понимаете, вроде старинного нигилиста. Ни в чох ни в сон - не верит. Ну и мы ему верить не должны, так?
[Входит Сомов.]
С о м о в. Извините, Яков Антонович, - опоздал!
Б о г о м о л о в. По-ожалуйста!
С о м о в. Завтракаем, Лида?
Л и д и я. Всё готово...
С о м о в. Прошу к столу! А где мать?
Л и д и я. Идёт.
С о м о в. Водочки?
Б о г о м о л о в. Водку хорошо пить с Яропеговым, - да вот и он! Здравствуйте, дорогой!
[Входит Яропегов.]
Я р о п е г о в. Моё почтение.
Б о г о м о л о в. Я вот только что, знаете, сказал, что вы, умея вносить во всякое дело остроту, эдакую,понимаете... лёгкость...
Я р о п е г о в. Водку пью легко?
Б о г о м о л о в, Что и делает её приятней. Даже, знаете, некролог Садовникова вы написали несколько...
Я р о п е г о в. Покойников некрологи не интересуют.
Б о г о м о л о в (смеётся). Да ведь некрологи-то не для лих и пишутся, а -для нас.
А н н а [входит]. Здравствуйте, Яков Антонович!
Б о г о м о л о в. Моё почтение, уважаемая.
А н н а. Ф-фу! Посмотрели бы вы на реке - ужас! Мужчины, женщины, совершенно голые...
Б о г о м о л о в. Да, да! Как в раю...
А н н а. Как в аду... это - вернее!
С о м о в (подвигая стул матери). Садись, мама!
Б о г о м о л о в. Эх, замечательная водка была в наше время!
ВТОРОЙ АКТ
У Терентьева. Тоже новенькая дача с небольшой террасой, на террасу выходит дверь и два окна; с неё до земли четыре ступени. Сад: четыре молодые ёлки, они - полузасохли; под каждой - клумба для цветов, но цветов нет, клумбы заросли травой. Две окрашенные в зелёную краску скамьи со спинками. У забора - кегельбан, начинается он небольшим помещением, в котором стоит койка, стол, два стула. В двери и окнах мелькает фигура Л ю д м и л ы , племянницы Терентьева. На террасе играют в шахматы К и т а е в и С е м и к о в.